Австралия. Статьи

Университет по-австралийски

Часть 1. УНИВЕРСИТЕТ

Начну со статистики: по состоянию на 2000 г. в Австралии имелось 45 высших учебных заведений, в которых обучалось 692 тысяч студентов. 33 из них именовались «университетами» - название, которое обычно присваивается наиболее крупным учебным заведениям более или менее универсальной направленности. Как и в доперестроечной России, в Австралии некогда существовала четкая формальная грань между специализированными и менее престижными «институтами» и «колледжами» - с одной стороны, и собственно «университетами» - с другой. Однако, как и в постперестроечной России, в Австралии в последние годы эта грань почти исчезла, так как многие бывшие «институты» и «колледжи» добились право именоваться «университетами», что конечно, вполне понятно... с точки зрения маркетинга.

Обучение в австралийских университетах - двухступенчатое. После первых четырех (по некоторым специальностям - трех) лет обучения выпускник получает звание бакалавра. В отличие от США, доля тех, кто после этого продолжает учиться дальше, в Австралии не очень велика, и большинство бакалавров по окончании университета отправляется работать. Те студенты, которые хотят продолжать обучение, могут либо поступить в магистратуру и проучиться там еще два года, либо же получить так называемый «почётный диплом» (Honours degree), для чего требуется год дополнительных занятий. В самой Австралии «почетный диплом» практически приравнен к магистерскому званию, но за пределами страны эта система неизвестна, так что те студенты, которые собираются делать серьезную карьеру, работать или учиться за границей, предпочитают идти в привычную всем магистратуру. Звание магистра (M.A.), или, как минимум, "почётный диплом" сейчас практически обязательны для тех, кто рассчитывает на серьёзную работу в крупном бизнесе или в правительственных учреждениях, хотя в учреждения рангом пониже без особых проблем возьмут и бакалавра. И степень магистра, и "почетный диплом" можно получить не во всех университетах, второразрядные вузы магистратуры по большинству специальностей не имеют.

После окончания магистратуры выпускник имеет право на поступление в аспирантуру, где в течение 3-4 лет он обязан написать диссертацию на соискание степени "доктора философии" - Ph.D., которая является примерным аналогом российского «кандидата наук». В отличие от США, аспиранты в Австралии не должны посещать каких-либо занятий, их единственная задача - написать и сдать диссертацию. Степень Ph.D. стремятся получить в основном те, кто собирается стать профессиональным ученым и всю дальнейшую жизнь заниматься наукой или университетским преподаванием. Требования к аспирантам и к качеству их работ - весьма жесткие, так что просто ради "корочек" в аспирантуру идут редко. Надо отметить, что пройти всю эту академическую лестницу (3-4 года бакалавриата, 1-2 года магистратуры, 3-4 года аспирантуры) без перерывов удается очень немногим. Чаще всего периоды учебы приходиться чередовать с весьма продолжительными периодами работы, так что к степени Ph.D. гуманитарий обычно добирается годам к тридцати с небольшим. Не редкостью является и просто пожилой аспирант - недавно диссертацию в ANU защитила 60-летняя дама.

Образование на стадиях магистратуры и аспирантуры для австралийских граждан бесплатное (им даже полагается небольшая стипендия), а вот бакалаврам - то есть, в нашем понимании, собственно студентам - за учебу приходиться платить. Плата до некоторой степени зависит от университета и специальности, и сейчас составляет примерно 2000 американских долларов в год - не слишком большая по австралийским мерам сумма. Однако и ее студента реально не платит. Эта сумма (примерно 8-10 тысяч за все время обучения) выплачивается государством, которое таким образом как бы дает студенту ссуду на образование. После окончания студент должен вернуть государству эти деньги с небольшими процентами, но выплата эта начинается только после того, как его доходы достигнут определенного уровня - безработные или занятые на малооплачиваемых должностях получают отсрочку от выплаты. Вдобавок, вносимая от имени студента сумма не случайно именуется всего лишь «взносом на высшее образование» (Higher Education Contribtution Scheme, сокращенно - HECS). Она ни в коей мере не покрывает реальных расходов на образование. По состоянию на 1999 г., выплаты HECS составили в среднем лишь 19,0% всех поступлений в бюджеты австралийских университетов. Основную часть расходов нес на себе государственный бюджет - 48,0% поступлений в университетскую казну составляли прямые дотации центрального правительства. Кроме того, получают деньги университеты и от местных властей.

Как и в большинстве австралийских университетов, хозрасчетной единицей в ANU является факультет. Факультет получает из общеуниверситетского бюджета деньги, из которых потом платит зарплату преподавателям, оплачивает учебные пособия, компьютеры, оборудование, счета за электричество и т.д. Деньги распределяются между факультетами по сложной формуле, в которой принимаются в расчет несколько параметров. Важнейший из них - количество студентов, записавшихся на курсы, которые ведут сотрудники факультета. Эта система ведет к тому, что в Австралии, в отличие от США, между факультетами существуют весьма жесткие границы. Запись студентов на курсы, читаемые на других факультетах, в целом не поощряется - ведь с точки зрения администрации она означает, что деньги из факультетского бюджета уходят к конкурентам. Кроме того, при распределении бюджетных денег большое значение имеет количество опубликованных сотрудниками факультета статей и монографий.

Вообще говоря, в последние годы о вопросах финансирования и бюджета в австралийских университетах говорят все чаще. Коллеги с грустью вспоминают восьмидесятые годы, когда щедрые и, вдобавок, постоянно увеличивающиеся правительственные ассигнования позволяли университетской администрации вести безбедную жизнь, а преподавателям - усердно удовлетворять личное любопытство за казенный счет. Однако те времена миновали, и в 1990-е годы рука дающего явно оскудела. Отчасти это связано с политическими переменами: к глубокому неудовольствию зависящей от бюджетных выплат (и посему традиционно левой) университетской публики, лейбористов у власти сменили консерваторы, именуемые в Австралии «либералами». Новое правительство стремится сокращать государственные расходы - со всеми вытекающими отсюда для господ профессоров последствиями. Однако дело не только в злой воле (вариант: государственной мудрости) новой администрации. Объективные условия также требуют от Австралии жить по средствам. Выплаты разнообразных социальных пособий достигли огромных размеров, низкая рождаемость ведет к постепенному снижению удельного веса работающего населения, конкурентоспособность австралийских товаров на мировом рынке медленно но неуклонно снижается - так что правительство при всем желании не может раздавать деньги с прежней щедростью. В новых условиях университеты и факультеты начинают вести активную конкурентную борьбу за студентов, а также за иные источники финансирования, в первую очередь - за заказы на научно-технические разработки и разнообразные исследования (впрочем, привлечение студентов все-таки является приоритетным направлением в большинстве вузов).

В целом оборудование крупнейших австралийских университетов нельзя назвать иначе как великолепным. Библиотеки, в которых есть практически все - по крайней мере постольку, поскольку речь идет об англоязычных публикациях; великолепный доступ к интернету для всех сотрудников и студентов (бесплатно); аудитории, по внешнему виду напоминающие конференц-залы московских коммерческих банков; вездесущие ксероксы и изобилие всяческого учебного материала - все это производит впечатление даже по сравнению с южнокорейским вузами - не говоря уж, конечно, о российских. Лекции записываются на магнитофон (заранее установлен в любой аудитории), и пленки с записями хранятся в библиотеке до конца семестра. Большинство крупных аудиторий имеет дистанционно управляемые видеомагнитофоны и устройства для воспроизведения на большом проекционном экране изображения с экрана монитора.

Перед австралийской системой высшего образования стоят три основные задачи. Две из них, пожалуй, универсальны - готовить квалифицированных специалистов и развивать науку (в первую очередь - фундаментальную, так как прикладными исследованиями занимаются в основном лаборатории частных фирм). Третья задача более специфична: высшее образование для Австралии является важным источником валютных поступлений. Иностранные студенты, разумеется, не имеют вышеописанных льгот и оплачивают полную стоимость обучения, хотя и для них на стадии аспирантуры есть немало стипендий (выдаются на конкурсной основе). Тем не менее, количество иностранных студентов огромно - в 2000 г. их было 188 тысяч, в два раза больше, чем в 1994 г. Привлекает иностранцев, во-первых, относительная дешевизна образования - в среднем студенту даже в лучших вузах и на престижных специальностях приходится платить около 7-8 тыс. долларов в год, что существенно ниже платы за обучение в американских университетах сравнимого уровня. Во-вторых, сказывается общая репутация Австралии, как страны безопасной, в которую родители могут спокойно отправить любимое чадо. В-третьих, подавляющее большинство (в 2000 г. - 82%) студентов-иностранцев составляют выходцы из стран Азии, для которых Австралия привлекательна тем, что дает возможность недалеко от дома получить образование западного образца на английском языке. В 2000 г. среди студентов-иностранцев лидировали выходцы из Сингапура и Гонконга (по 10% от общего числа все студентов), за которыми следовали малайцы, индонезийцы и китайцы КНР. Впрочем, надо учесть, что большинство студентов из других стран ЮВА также представлено этническими китайцами, которые там не только занимают руководящие позиции в экономике, но и составляют большинство интеллектуальной элиты. В принципе, подготовка специалистов-иностранцев - это один из важнейших источников валютных поступлений в австралийский бюджет. В последние годы эта статья доходов находится на 4-5 месте, уступая лишь сельскому хозяйству, горнодобывающей промышленности и туризму.

Часть 2. СТУДЕНТ

Особенность австралийских вузов -- это большая свобода выбора курсов, которая предоставлена студенту. Если пользоваться российскими терминами, то можно сказать, что все австралийские студенты учатся по индивидуальному плану. За каждый прослушанный и сданный курс студенту начисляются очки - credit points (в Австралийском Государственном Университете, например, за курс обычно начисляется 6 очков, за особо сложный и интенсивный курс - 12 очков). В ANU за каждый год студент должен набрать 48 очков, то есть, иначе говоря, прослушать и сдать 3-4 курса в семестр.

При поступлении в университет студент выбирает одну или, чаще, две специальности (major). Специальности эти никак не связаны друг с другом. У каждой специальности существует специальный список профильных курсов, и студент может, по своему выбору, записываться на любые курсы из этого списка, хотя, как мы помним, по финансовым соображениям запись на предметы, преподаваемые на других факультетах и не входящие в профильный список, не поощряется. Многие факультеты устанавливают для своих студентов дополнительные требования. Например, востоковедные отделения обычно требуют, чтобы студенты, наряду с курсами по истории, экономике, культуре изучаемой страны и сопредельных государств, в обязательном порядке в течение двух или, чаще, трех лет занимались каким-либо восточным языком. Для многих предметов устанавливаются и так называемые prerequisites - то есть требование в обязательном порядке предварительно сдать какой-то иной курс (условно говоря, на курс «Китайский-4» принимаются только, кто e;t сдал «Китайский-3»). Впрочем, prerequisites обычно в большом ходу не у гуманитариев, а у естественников: понятно, что нельзя изучать квантовую механику, не освоив предварительно высшую математику. Однако в целом главное требование к студенту - за время обучения набрать положенное количество очков. Какие предметы слушать и в какой последовательности - его личное дело.

Эта система подразумевает, что привычных нам понятий - «поток», «группа», «курс» в принципе не существует. На каждом занятии свой, совершенно уникальный, набор студентов, большинство из которых, выйдя из аудитории, разойдется и встретится только на следующем занятии по тому же предмету. В административном отношении студенты также подчиняются университету в целом, а не отдельной кафедре. Разумеется, это существенно влияет на отношения между студентами, которые куда более разобщены, чем студенты российских вузов.

Система свободного выбора курсов предусматривает весьма неплотное расписание и небольшую, около 15 часов в неделю, аудиторную нагрузку. Правда, домашние задания по российским меркам весьма велики, но все равно количество информации, которую студент усваивает за время обучения по такой системе, существенно ниже, чем в российских университетах. Вдобавок, в подобной ситуации обычно не может быть и речи о "больших" курсах, читаемых из семестра в семестр. Даже в крупнейших университетах у студентов-востоковедов, например, нет возможности прослушать систематический курс истории изучаемой страны. В лучшем случае они могут рассчитывать на краткий обзорный курс древней и средневековой истории (за один семестр -- от ледникового периода до XIX века), и на 1-2 обзорных курса по новой и новейшей истории, а также на несколько курсов по более частным проблемам истории и культуры изучаемой страны. В то же время у подобной системы есть не только недостатки, но и серьезные преимущества. Студент может учиться тому, что он считает нужным для себя, и, скажем, будущий бизнесмен не будет тратить времени на обязательные курсы по древнекитайской истории, а вместо этого будет осваивать современный китайский и основы бухгалтерского дела, в то время как закоренелый гуманитарий может сконцентрироваться исключительно на мертвых языках Восточной Азии. Выпускник покидает университет с тем багажом знаний, который он подобрал себе сам (другой вопрос - всегда ли 18-20-летний студент в состоянии решить, что же именно ему нужно).

Ситуация на рынке труда все чаще заставляет студентов брать не одну, а две специальности. Для получения такого "двойного" бакалавриата надо учиться несколько дольше, не четыре, а пять лет. Для востоковедов типичны сочетания "востоковедение и лингвистика", "востоковедение и социология", "востоковедение и право" и "востоковедение и экономика", хотя временами встречаются и довольно экзотические варианты, типа "востоковедение и инженерное дело" и даже "востоковедение и биология".

К каждому курсу преподаватель должен подготовить специальную хрестоматию, которая вполне официально именуется непочтительным термином "кирпич" (brick). Хрестоматия эта размножается на ксероксе и выдается студентам, которые должны прочесть включенные в нее статьи и отрывки из монографий, а потом - обсудить их на семинарах. Итоговая оценка обычно вычисляется по довольно сложной формуле, в которой учитывается оценка за курсовую, за экзамен, за участие в семинарах, а иногда -- и результаты контрольных работ. Посещение лекций является обязательным, и преподавателю полагается вести учет посещаемости и заполнять соответствующие ведомости, хотя на практике это требование часто игнорируется. Экзамены по всем предметам проводятся письменно. Кроме этого, по каждому предмету студенты обычно пишут курсовую. Проверка всего этого многостраничного студенческого творчества отнимает у преподавателя очень много времени, но здесь уж ничего не поделаешь - система устных экзаменов, некогда существовавшая и на Западе, давно уже забыта. Полный переход на письменные экзамены вызван, в первую очередь, характерным для всей системы стремлением свести к минимуму преподавательский субъективизм - результаты письменного экзамена легко оспорить и перепроверить.

Основная масса австралийских студентов весьма прагматична и идет учиться для того, чтобы потом делать деньги или же, чаще, просто получить приличную работу. Сводить все к деньгам никак нельзя (есть и среди австралийских студентов «юноши бледные со взором горящим»), но тем не менее очевидно, что лучшие головы, как правило, концентрируются там, где пахнет хорошими доходами и/или высокой вероятностью трудоустройства. В первую очередь сильный абитуриент стремится попасть в юриспруденцию или медицину, за которыми следуют экономика и инженерное дело. Если же говорить о гуманитариях, то они находятся на этой лестнице престижности в самом низу, хотя и среди них есть определенные различия. В частности, востоковеды котируются все-таки выше большинства других гуманитариев, в то время как философы и, особенно, преподаватели родной (то есть английской) словесности находятся на самом-самом дне.

Хотят ли австралийские студенты учиться или, выражаясь наукообразнее, высока ли их мотивация? На этот вопрос можно дать только субъективный ответ. В целом мне кажется, что серьезных отличий между австралийцами, которых я учил в 1996-2002, и советско-российскими студентами, которых я помню по 1988-1992, особой разницы нет. Пожалуй, студенты востфака ЛГУ были немного поактивнее и подобросовестнее. Но надо помнить, что в наших условиях это был один из самых престижных факультетов, и уровень студентов там был выше среднего. В чем, правда, превосходство советских студентов было очевидно (о российских я знаю мало, так как после перестройки в университетах не работал) - так это в общей подготовке. Помню, как удивился я, обнаружив, что из восьми студентов в очень сильной группе только двое слышали о Кромвеле, и еще один - что-то смутно помнил об английской революции и испанской Армаде. Речь, повторяю, шла об очень сильных студентах-гуманитариях, трое из которых ныне трудятся в австралийском МИДе (весьма престижная работа и здесь). Однако это - издержки школьного образования.

Наверное, об австралийском школьном образовании тоже надо сказать здесь несколько слов. У нас принято говорить о западной школе пренебрежительно. В общем, основания для такого отношения, действительно, имеются, но не следует забывать о том, что российско-советская школа решала совсем иные задачи. Советская школа - продолжательница традиций дореволюционной российской гимназии, которая, в свою очередь, была копией гимназии прусской. В этом отношении советская школа, кстати, очень похожа на школу стран Восточной Азии, которые восприняли ту же самую германскую традицию - через посредство Японии. Поэтому не случайно, что китайские или корейские родители ругают австралийские школы примерно теми же словами, что и родители российские. Однако функции у школ, повторяю, разные. Прусско-российско-японская гимназия создавалась как элитное учебное заведение. В 1894 г., например, во всех средних учебных заведениях Российской империи обучалось 63 тысячи человек - при том, что тогда в Империи было более 10 миллионов только православных подростков в возрасте 10-15 лет! Иначе говоря, в среднюю школу ходило тогда... 0,5% всех детей соответствующего возраста (сомневающихся отсылаю к словарю Брокгаузу и Ефрона, откуда взяты все эти данные). Главной задачей гимназии была подготовка члена элиты и, как правило, будущего студента университета - отсюда и очень высокий уровень требований к гиманзисту, и особое внимание фундаментальным дисциплинам. Когда среднее образование в СССР стало массовым, программы остались прежними. Будущих трактористов и продавщиц по-прежнему заставляли читать Достоевского и зазубривать уравнения ньютоновской физии.

На Западе среднее образование стало по-настоящему массовым примерно в то же время, что и в СССР - то есть после Второй мировой войны. Однако творцы западной образовательной политики решили, что в новых условиях и невозможно, и не нужно учить школьников так, как будто все они собираются поступать в университеты. Поэтому западное среднее образование стало ориентироваться в первую очередь на задачи воспитания (или, как сказали бы циники, идеологической обработки) подрастающего поколения. В австралийской школе детей учат уважать власть, быть патриотами Австралии и, одновременно, интернационалистами (то есть, «мультикультуристами» - что примерно то самое), ладить с людьми, следить за своим здоровьем и вообще, как бы выразились у нас в недавнюю эпоху, быть «полноценными и активными членами общества». С этой своей - главной - задачей австралийская школа вполне справляется. Если же говорить об обучении в нашем понимании, то им всерьез начинают заниматься только в университете. Школьные программы облегчены до предела, ребят, в лучшем случае, учат не фактам-формулам, а умению эти факты найти, а в худшем случае - не учат и этому. По основным предметам уровень, которого достигают австралийские школьники к концу 12-го года обучения, примерно соответствует уровню нашего 8-9 классов.

Одна из особенностей австралийских вузов - сильная «обратная связь» между студентом и преподавателем. Преподаватель в Австралии куда больше зависит от студента, чем преподаватель в России. У австралийского студента есть несколько способов оказывать на преподавателя давление. Во-первых, это - так называемые teaching evaluation, специальные анонимные анкеты, в которых студенты оценивают своих преподавателей и читаемые ими курсы. Анкеты эти выдаются студентам перед концом курса, а после заполнения сдаются непосредственно в ректорат. Преподаватель получает доступ к заполненным анкетам только в начале следующего семестра, так что результаты опроса не могут повлиять на отношение преподавателя к тому или иному студенту (ведь, несмотря на анонимность, студента иногда можно узнать по почерку). Формально, проведение teaching evaluation - дело добровольное, преподаватель может их и не проводить, но при подаче заявление на повышение (promotion) или на постоянную позицию (tenure) отсутствие таких анкет вызовет у комиссии удивление и, скорее всего, негативно повлияет на карьеру заявителя.

Если студент(ы) совсем недовольны преподавателем, то они могут написать и формальную жалобу в ректорат. В общем, коллективная жалоба студентов курса остается явлением редким и рассматривается как ЧП. С другой стороны, жалобы отдельных студентов по частным вопросам - дело обычное, и даже не слишком опасное для репутации и карьеры преподавателя. Студенты, по российским или корейским меркам, крайне требовательны - чтобы не сказать, привередливы, и никогда не забывают, что они заплатили деньги, за которые хотят получить качественный продукт.

Однако наиболее эффективным каналом влияния на преподавателя является сама возможность записаться (или не записаться) на курс. Поскольку каждый студент, записавшись на курс, приносит таким образом деньги в факультетский бюджет, факультетское руководство чрезвычайно беспокоится о численности студентов. Преподаватель, который не может поддерживать приемлемой численности студентов, будет неизбежно иметь проблемы с начальством - даже если его лекции являются образцом блестящего научного анализа. Курс, на который записалось слишком мало студентов, может быть попросту снят. Это чревато неприятностями даже для теньюрного преподавателя - если он только не может компенсировать свои преподавательские проблемы особо успешной научной или административной деятельностью. Для почасовика или контрактника закрытие курса часто означает увольнение или непродление контракта.

Таким образом, преподаватель заинтересован в том, чтобы студенты, во-первых, записывались на его курс, а, во-вторых, были этим курсом довольны. Однако, к счастью, добиваться этого теми методами, которые в советское время именовались «дешевой популярностью», невозможно. В частности, либерализм в оценках крайне не приветствуется. Во многих австралийских вузах (не в ANU) действуют вполне официальные процентные нормы, которые предписывают, сколько «пятерок», «четверок», «троек» и «двоек» преподаватель может/должен поставить (разумеется, «двойки» и «тройки» - всего лишь аналогия, в ANU принята стобальная система оценок). Кроме того, существует и иной фактор, весьма непривычный для выходцев из российской системы: излишний либерализм в оценках вызывает недовольство и решительные протесты у самих студентов, в первую очередь - у хороших студентов. Они недовольны тем, что их усилия таким образом не оцениваются по достоинству: отличник не хочет получать оценку, которая лишь на несколько баллов выше оценки разгильдяя-троечника. Кроме того, не пользуются студенческой любовью и слишком уж простые курсы - их считают бесполезными. Посему добиться популярности своего курса «дешевыми» методами невозможно, и приходиться действительно работать во поте лица...

Часть 3. ПРЕПОДАВАТЕЛЬ

Формально, с точки зрения отдела кадров, все преподаватели австралийских вузов делятся на четыре группы. Низшую группу составляют «тьюторы» (tutor), которые являются «ассистентами» в первоначальном смысле этого слова: они не читают лекций сами, а лишь проводят семинары и практические занятия. Большинство тьюторов - это почасовики, набранные, как правило, из числа аспирантов или свежеостепененной молодежи, хотя некоторые из них находятся на постоянной работе. Вторая ступень - «лектор» (lecturer), за которым следует ступень третья - «старший лектор» (senior lecturer). С некоторой долей условности их можно соотнести с нашими «ассистентом» и «доцентом», но надо при этом помнить, что «профессоров» (professor) в австралийских вузах - в отличие от американских - очень мало. Должность профессора в Австралии является преимущественно административной, и присваивается она обычно деканам или заведующим крупными кафедрами. Для тех, кто имеет немалые научные заслуги, но не занимает административных постов, существует другая должность - "reader", перевести которую на русский не так-то просто. Из 27 постоянных преподавателей нашего факультета 12 являются «лекторами», 9 - «старшими лекторами», 2 - «профессорами», а 4 - reader'ами. При этом среди «лекторов» существует две группы - те, у кого имеется бессрочный контракт (tenure), и те, у кого такого контракта нет. Первая группа считается (и, действительно, является) более привилегированной. Правда, в отличие от Америки, в Австралии теньюр не является железобетонной гарантией от увольнения - теньюрного преподавателя можно уволить. Однако стабильности у него все равно много больше, чем у находящегося на 2- или 4-летнем контракте коллеги. Как правило, сначала преподаватель несколько лет работает на контракте, а потом получает (или же не получает) теньюр. Однако нередки и ситуации, когда человек, несмотря на все попытки, так и не добивается теньюра, а работает на контрактах всю жизнь, до самой пенсии - на которую, кстати, в австралийских университетах выходят в 65 лет (при наличии желания можно поработать и до семидесятилетия, но только - с согласия начальства).

Социальное положение австралийского преподавателя - примерно такое же, как и у преподавателя американского. Австралийскому обществу в целом также свойственен сдержанный антиинтеллекутализм, слегка подозрительное отношение к «слишком умным». Однако в большинстве случаев преподаватель, особенно иммигрант, никак с «простыми австралийцами» не пересекается, и этого отношения на себе не ощущает. В целом же по статусу и доходам преподаватель университета - это типичный «professional», высококвалицированный «белый воротничок». Впрочем, в пределах этой, в целом весьма привилегированной, социальной группы положение университетского преподавателя довольно скромное: в общественном мнении он, безусловно, стоит ниже юристов, врачей и крупных бизнесменов (конечно, это не относится к профессорам медицины и права).

Отмечу и то, что отношения преподавателей и студентов куда более отстраненные, чем в России или, скажем, в Корее. Преподаватель должен провести определенное количество занятий (а также заниматься наукой и административной деятельностью), но никакой иной ответственности перед студентом он не несет, и «наставником» его никак не является. Студент, в свою очередь, хорошо если скажет профессору "Hi!", увидев его на улице. Отчасти это объясняется пресловутым западным индивидуализмом, отчасти -- просто университетскими традициями, а отчасти - и всей вышеописанной системой образования, при которой преподаватель обычно видит студента только на протяжении одного курса.

Одна из особенностей жизни и работы западного преподавателя - это огромное количество бюрократических бумаг, которые ему приходиться писать. Отработав в западном университете шесть лет, я не могу без улыбки вспоминать былые советские жалобы на «бюрократизацию» образования. Вещи, которые в советские времена легко решались разговором в коридоре, в Австралии сплошь и рядом требуют письменного оформления. Вдобавок, студенты также ожидают, что преподаватель будет раздавать им разнообразные бумаги - схемы, таблицы, карты. С необходимостью производить большое количество бумаг отчасти связано и иное непривычное для нас требование - от преподавателя ожидается, что в рабочие дни он, как правило, с утра до вечера будет находиться в университете и, желательно, в своем «офисе»-кабинете (конечно, отдельный кабинет с компьютером есть у каждого сотрудника университета). В свое время подобные требования существовали в провинциальных советских вузах - и вызывали насмешки в ЛГУ или МГУ. Конечно, никто не будет возражать, если преподаватель на полчаса отлучиться в библиотеку или просто пойдет подышать свежим воздухом, но в целом требование очевидно - преподаватель должен быть «доступен» (available) и для коллег, и для студентов. Помимо составления бесчисленного количества бумаг, значительная часть времени преподавателя уходит и на проверку работ студентов, ведь все экзамены и тесты - письменные.

Тут, пожалуй, я позволю себе небольшое отступление. Во время незабываемого дела Моники Левински в одной из наших газет мне встретилось ироническое замечание по поводу «американок, которые хранят все - даже старые квитанции из химчистки». Подобно большинству насмешек пришельцев над «нерациональным» поведением аборигенов, это замечание показывает лишь то, что его автор не очень представляет особенности жизни тех, над кем он смеется - ведь многое из того, что пришельцам кажется странным, в действительности имеет немалый смысл. Австралийская или американская семья, действительно, обычно хранит дома огромное по нашим меркам количество бумаг. Однако вызвано это вовсе не тем, что жители этих стран одержимы инстинктом архивариусов. Просто жизнь в западном обществе требует куда более бережного отношения к бумажкам, чем жизнь в обществе советском или российском. Большую роль в этом играет налоговое законодательство, которое требует в течение долгого времени хранить даже самые малозначительные документы (и сурово наказывает за несоблюдение этого требования). Вдобавок, надо учесть англо-саксонское пристрастие к фиксированию всего на бумаге в виде формальных договоров, контрактов и соглашений. Наконец, большинство организаций также исходит из предположения, что любой клиент будет тщательно хранить получаемые им счета, квитанции, официальные письма.

В принципе деятельность преподавателя оценивается по трем основным параметрам - преподавание, научная работа, административная деятельность. На практике мало кому удается преуспевать во всех трех областях, но проблемы в одной из них обычно можно отчасти компенсировать успехами в другой.

Научная деятельность у гуманитариев оценивается, в первую очередь, по числу публикаций, причем засчитываются в первую очередь публикации в т.н. «реферированных журналах», то есть в журналах, которые отправляют все поступающие рукописи на закрытое рецензирование. Его обычно проводят два выбранных редакцией рецензента, которые - в идеале - не знают имени автора поступившего к ним сочинения. Судя по моему опыту, система эта действительно предъявляет к автору немалые требования. Появление даже в относительно второстепенном журнале откровенной халтуры - явление редкое. Твердых «планов научной работы» не существует, но нашем факультете, например, подразумевается, что преподаватель должен публиковать 1-2 статьи в год (а также - одну монографию в 5-10 лет). Пожалуй, эта система эффективнее принятой у в советские времена системы оценки научной работы по «листажу», хотя она все равно носит, скорее, количественный, а не качественный характер.

Впрочем, наукой большинство преподавателей занимается мало - на нее у большинства просто не хватает времени. Типичный преподаватель с утра до вечера занимается лекциями, подготовкой к ним, проверкой работ и составлением разнообразных бумаг. Правда, некоторые фанатики-энтузиасты (в особенности - не обремененные семейством) делают что-то в выходные, но основная масса научной деятельности происходит во время т.н. sabbatical - творческих отпусков. Один такой годовой отпуск полагается за шесть отработанных в университете лет, но можно брать и полугодовые отпуска - по одному за три года беспорочной службы. Однако полностью отказаться от занятий наукой нельзя: у молодежи от этого зависит трудоустройство, а у старшего поколения - карьера. Особенно это относится к ведущим университетам, в которых обычно невозможно получить повышение при отсутствии достаточного количества публикаций - даже если в административном или педагогическом отношении человек находится выше всяких похвал. Отсюда - и знаменитый девиз западного преподавателя: "publish or perish!" ("напечататься или погибнуть!»).

Если говорить о моих субъективных (подчеркиваю, субъективных) впечатлениях от своих западных коллег, то я бы обрисовал ситуацию таким образом. В целом в западных гуманитарных науках царит то, что Борис Львин как-то назвал «деррида сплошная, фукой разбавленная». Однако востоковедов эта напасть поразила в меньшей степени. Почти все мои коллеги - что называется, «крепкие профессионалы». Откровенному халтурщику попасть в западный университет и уцелеть там довольно трудно - в СССР подобной публике жилось много легче (подозреваю, что в постперестроечные годы ситуация если и изменилась, то к худшему). С другой стороны, я бы рискнул заметить, что и настоящих энтузиастов науки здесь, вроде бы, несколько меньше, чем было у нас.

Важная особенность австралийской и, шире, западной профессуры - ее географическая подвижность. Здесь не встретишь типичную для России ситуацию, когда большинство профессоров крупных университетов когда-то начинали как студенты тех же университетов, потом шли там в аспиранты, становились преподавателями и т.д. Из примерно 30 сотрудников нашего факультета лишь человек 5-7 являются его выпускниками. Большинство же преподавателей за время своей жизни успевают поработать в 2-3 (как минимум) университетах, а также посидеть в долгосрочных командировках по всему миру. Люди постоянно приезжают и уезжают, причем особенно это относится к молодым преподавателям, которые вообще ведут полукочевое существование. Такое положение для всячески поощряется, так как считается, что хорошие контакты и опыт общения с коллегами по всему миру очень полезны для ученого.

Отбор преподавателей проводится по конкурсной системе, причем, в отличие от России, конкурс носит вполне реальный, а не формальный характер. Исход его, как правило, не предопределен задолго до начала. Если в каком-то вузе объявлен конкурс на появившуюся вакансию, то это означает, что в нем действительно - и с реальными шансами на победу! - могут участвовать все желающие. Меня часто спрашивают, как я получил свое нынешнее место. Я - абсолютно честно - отвечаю: «Работая в Корее, узнал о конкурсе в ANU, после некоторых колебаний и по совету друзей подал туда бумаги, попал с шот-лист, был приглашен на личное собеседование, прошел его, получил приглашение и приехал работать». На меня часто смотрят с недоверием, подозревая, что я скрываю какой-то имевшийся у меня крутой блат. Но скрывать мне нечего - дело обстояло именно так.

Конкурс обычно проводится в два этапа. Первый представляет собой как бы конкурс документов. На этом этапе свои бумаги может направить в университет любой желающий (например, на недавно появившуюся у нас на китайской кафедре вакансию было подано около 50 заявлений - вполне обычная для нашего факультета цифра). Значительная часть кандидатов при этом может находиться за границей. Комиссия отбирает документы и, если необходимо, проводит с наиболее понравившимися кандидатами телефонное собеседование. После этого составляется «шот-лист» из 3-4 кандидатов, которых приглашают в университет для второго этапа, который предусматривает личный контакт членов комиссии с претендентом. Кандидат обычно проводит несколько показательных занятий, а также выступает с научным докладом на специально организованном семинаре. На основании впечатлений от занятий, выступления и нескольких дней неформального общения с потенциальным коллегой, комиссия принимает решение и выбирает одного из кандидатов. Бывают и случаи (такое, например, недавно произошло на нашей кафедре), когда после собеседования комиссия отвергает всех кандидатов. Это означает, что конкурс будет объявлен снова.

В отличие от физиков или астрономов, гуманитарии в своей научной работе могут обходиться без дорогостоящего оборудования, однако гранты очень важны и для них. Во-первых, некоторые виды гуманитарных исследований требует относительно заметных расходов - например, в связи с экспедициями и вообще поездками. Конечно, билет на Борнео для антрополога стоит несколько дешевле синхрофазотрона, но оплатить из своего кармана эту поездку ученый все равно не может. Во-вторых, гранты часто используются для того, чтобы на эти деньги нанять подменного преподавателя, который будет вести занятия в течение семестра или двух, освобождая таким образом самого грантополучателя от рутинной преподавательской работы, которая отнимает много времени и порою почти несовместима с серьезной научной деятельностью. Посему составление и подача заявок на гранты - обычное времяпрепровождение западного университетского преподавателя (кстати, подготовка таких заявок отнимает очень много времени).

Распределением грантов обычно занимается не университет, а внешние по отношению к нему организации, и деньги на гранты также поступают из внеуниверситетских бюджетов. Нередким является и обращение к зарубежным (обычно американским) организациям и фондам, хотя далеко не все из них в принципе рассматривают заявки от иностранцев. В самой Австралии главным источником финансирования является Australian Research Council - правительственная организация, главная задача которой - это как раз распределение бюджетных денег на научные исследования через систему грантов.

Источник: А. Н. Ланьков
Все статьи об Австралии →